Предлагаю делиться небольшими (или наоборот внушительными) рассказами (или отрывками), которые задели Вас за живое. Или, может, есть история, которая произошла с Вами или Вашими друзьями? Ещё лучше!
Отправлено: 04.08.11 23:17. Заголовок: Один известный психо..
Один известный психолог начал свой семинар по психологии, подняв в верх 500-рублевую купюру. В зале было около 200 человек. Психолог спросил, кто хочет получить купюру. Все, как по команде, подняли руки. — Прежде чем один из вас получит эту купюру, я кое-что с ней сделаю, — продолжил психолог. Он скомкал ее и спросил, хочет ли кто-то все еще получить ее. И снова все подняли руки. — Тогда, — ответил он. — Я делаю следующее, — и, бросив купюру на пол, слегка повозил ее ботинком по грязному полу. Затем поднял, купюра была мятая и грязная. — Ну и кому из вас она нужна в таком виде? — И все опять подняли руки. — Дорогие друзья, — сказал психолог, — только что вы получили ценный наглядный урок. Несмотря на все, что я проделал с этой купюрой, вы все хотели ее получить, так как она не потеряла своей ценности. Она все еще купюра достоинством в 500 рублей. В нашей жизни часто случается, что мы оказываемся выброшенными из седла, растоптанными, лежащими на полу или в полном дерьме. Это реалии нашей жизни... В таких ситуациях мы чувствуем себя никчемными. Но неважно что случилось или случится, ты никогда не потеряешь своей ценности. Грязный ты или чистый, помятый или отутюженный, ты всегда будешь бесценен для тех, кто тебя любит. Наша ценность определяется не тем, что мы делаем, или с кем знакомы, а тем какие мы. Ты особенный и не забывай об этом никогда!
Отправлено: 04.08.11 23:26. Заголовок: Я пошел в магазин, и..
Я пошел в магазин, и пробыл там всего несколько минут. Когда я вышел, то увидел мента на мотоцикле, выписывающего штраф за парковку. Тогда я к нему подошел и сказал: "Да ладно тебе, ну прости на первый раз".
Он проигнорировал меня и продолжил выписывать квитанцию. Тогда я назвал его паршивым нацистом. Он в ответ выписал еще один штраф, на этот раз насчет покрышек. Тогда я назвал его уродом. Он, написав второй штраф и положив его под дворник, начал писать третий.
На протяжении 20 минут я обзывал его, а он выписывал штрафы. Но мне было пофигу, моя машина стояла за углом. Я просто решил немного развлечься...
Отправлено: 04.08.11 23:30. Заголовок: … Вот и сегодня Ёжик..
… Вот и сегодня Ёжик сказал Медвежонку: — Как всё–таки хорошо, что мы друг у друга есть! Медвежонок кивнул. — Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь один и поговорить не с кем. — А ты где? —А меня нет. — Так не бывает, — сказал Медвежонок. — Я тоже так думаю, — сказал Ёжик. — Но вдруг вот — меня совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?.. — Переверну все вверх дном, и ты отыщешься! — Нет меня, нигде нет!!! — Тогда, тогда… Тогда я выбегу в поле, — сказал Медвежонок. — И закричу: «Ё-ё-ё-жи-и-и–к!», и ты услышишь и закричишь: «Медвежоно-о-о–ок!..». Вот. — Нет, — сказал Ёжик. — Меня ни капельки нет. Понимаешь? — Что ты ко мне пристал? — рассердился Медвежонок. — Если тебя нет, то и меня нет..
Маленькая старушка заходит в Национальный Банк, держа в руках мешок денег. Она настаивает, что должна говорить только с президентом банка по поводу открытия сберегательного счета, поскольку, Это очень много денег! . После изрядных пререканий и споров, персонал банка, наконец, проводил ее в офис президента (клиент всегда прав!). Президент банка затем спросил ее, какую сумму она желает положить на счет. Старушка ответила: 165 тысяч долларов! -- и вывалила деньги из своего мешка на его стол. Президенту, естественно, было любопытно, откуда у нее вся эта наличка, и он ззадал ей вопрос: Мадам, я удивлен, что Вы носите с собой столько наличных. Откуда у Вас столько денег? . Старушка ответила: Я заключаю пари. - Пари? Какого рода пари? - Ну, к примеру, я могу поспорить с Вами на 25 тыс. долларов, что у Вас квадратные яйца. - Ха, -- засмеялся президент,-- Это глупое пари. Такое пари Вы никогда не выиграете! - Так Вы принимаете мою ставку? - с вызовом спросила старушка. - Конечно, спорю на 25000 $, что мои яйца не квадратные! - Хорошо, однако, поскольку речь идет о большой сумме, я приведу с собой завтра в 10:00 своего адвоката как свидетеля? - Конечно, -- ответил уверенный в себе президент. Этой ночью президент весьма разнервничался в связи с пари и провел много времени перед зеркалом, проверяя свои яйца, поворачиваясь из стороны в сторону, снова и снова. Он тщательно проверил их, пока не убедился, что ни при каких обстоятельствах его яйца нельзя было назвать квадратными, и он легко выиграет пари. На следующее утро, ровно в 10:00, старушка вместе со своим адвокатом были в офисе президента. Она представила адвоката президенту и повторила условия пари: 25000 $ против того, что яйца президента квадратные! Президент согласился снова с пари, и старушка попросила его спустить штаны, чтобы они смогли посмотреть. Президент исполнил просьбу.Старушка пристально взглянула на яйца и затем попросила, могла бы она их проверить на ощупь? Ладно,-- сказал президент,$ 25000 - это много денег, и я думаю, Вы должны абсолютно удостовериться. В этот момент он заметил, что адвокат тихо бъется головой о стену. На вопрос президента Что, черт возьми, твориться с Вашим адокатом? старушка ответила: Ничего, кроме того, что я поспорила с ним на 100 тысяч долларов, что сегодня в 10:00 я буду держать за яйца президента Национального Банка.
Отправлено: 04.08.11 23:38. Заголовок: Было мне всего 17 ле..
Было мне всего 17 лет. я пришёл купить презерватив в аптеку. В те дни нужно было сделать над собой усилие, чтобы спросить продавца о презервативе, потому что все в нашем городе знали меня, включая и ту молодую женщину, аптекаршу (кажется, её звали Синди). она заметила, что я довольно сильно смущался. она подала мне пакетик и спросила, умею ли я им пользоваться. я честно признался, что не умею.она открыла пакетик, достала презерватив и натянула на большой палец руки. она объяснила мне, что нужно проверить, сидит ли он плотно и до конца. вид у меня был растерянный. тогда она, оглядевшись вокруг и убедившись, что в аптеке никого нет, подошла к двери и закрылаа её на замок. взяв меня за руку, она повела меня в подсобку, расстегнула кофточку и сняла лифчик.«это тебя возбуждает?» — спросила она.я стоял с открытым ртом и только кивал. тогда она сказала, что пора надеть презерватив. пока я натягивал его, она сняла юбку, стянула трусики и легла на стол. «Давай быстрее», шепнула она, «У нас мало времени».я овладел ей. это было так великолепно, и я не смог долго держаться, и кончил через нескольких секунд.она взглянула на меня подозрительно: «Ты надел презерватив?».Я гордо сказал: «Конечно!» и показал ей большой палец руки с натянутым презервативом.она долго била меня с остервенением. мне всегда было трудно понять женщин.
Отправлено: 04.08.11 23:42. Заголовок: Роман СОЛНЦЕВ / Крас..
Роман СОЛНЦЕВ / Красноярск /
Сашка
Памяти Евгения Колобова
Этот скрипач появился в Красноярске лет двадцать назад. Тогда, на исходе советской власти, он играл на детских утренниках мелодии, полюбившиеся детворе, – из кинофильмов про Электроника и Буратино. Играл он, слегка раскачиваясь и блаженно зажмурив глаза, порою резко дергая смычком. Был он лыс, невзрачен, с криво замкнутым ртом, в котором прятал неровные зубы. Впрочем, он всегда одевался нарядно – в малиновый пиджак или синюю блузу, с розовым шарфиком на шее, в широких брюках со сверкающими лампасами то ли зеленого, то ли огненного цвета, это с какого угла посмотреть.
Я не знал, с кем он дружит, где живет, видел его пару раз в театре, где мои друзья актеры как раз и устраивали воскресные концерты для школьников. Платили музыканту сущие копейки, но он и за это суетливо и подолгу каждый раз благодарил. Мне сказали, что зовут его Сашка. Я удивился – человеку за сорок, и какой же он Сашка? Меня уверили, что именно Сашка, что он сам просит называть его таким детским именем, и более того – у него в паспорте будто бы так и записано: Сашка Гуренко. Отчество, кажется, Николаевич.
А потом этот странный человек на какое-то время исчез. Поговаривали, что уехал в Израиль... но, кажется, он не еврей? Скорее, украинских или польских кровей. Не из сосланных ли? Спросить было не у кого. А почему я вспомнил о нем – увидел по телевидению короткий сюжет про первых бродячих музыкантов Москвы (раньше играть в переходах запрещалось), и мне почудилось, что скрипач с рыжими лохмами и нахально выставленными зубами и есть тот самый Сашка. Только ведь он был, помнится, лыс? Кто же сбривает такие роскошные волосы? Мне в голову не пришло (деревня!), что мужчина может носить парик. В мелькнувшем сюжете музыкант, сладострастно оскалясь и раскачиваясь, как именно наш Сашка, играл незнакомые, но очень симпатичные мелодии. И на вопрос тележурналиста, что же он исполняет, с вызовом ответил:
– Замечательного композитора Антонио Сальери!
– А, того самого, который Моцарта отравил! – понятливо закивала курносая, намазанная, как чучело, девица с микрофоном.
В ответ на эту расхожую фразу скрипач мигом что-то сказанул, и кажется, даже зло, но звук уже был убран...
И я бы забыл про скрипача, игравшего в переходе возле кинотеатра «Художественный» в Москве, если бы вдруг однажды не увидел старого человека, очень похожего на Гуренко, у нас, в городе, в ресторане «Сибирь» – это был несомненно он, правда, рот жестче и парик другой, не столь лохматый. Разве что со скромной завитушкой на лбу, ближе к левому виску, да с девичьей косой на шее. Но одет он был столь же странно, как много лет назад – в пестрый, красное с синим, цыганский наряд.
Скрипач играл «Мурку», глядя мертвыми глазами в зал, где пили и курили. Ему подыгрывал, ухмыляясь, парень в черных очках на электронной «Ямахе». Я рассказал моему другу, актеру ТЮЗа Юрию Галкину, с которым мы скромно пировали, про свою догадку, и мы через официантку переслали Сашке двести рублей и записку.
«Сыграйте, пожалуйста, Сальери».
Прочитав наши каракули, он словно проснулся, сверкнул взглядом лиловых глаз, шаря по ресторану. Я поднял руку, встал и поклонился.
Сашка усмехнулся кривой своей улыбкой, кивнул и грянул дивную мелодию, впрочем, весьма напоминающую тему свадьбы из «Фигаро» Моцарта. Но смешно выискивать, кто у кого умыкнул тот или иной хвостик мелодии... великий зоопарк небес рассылает щедро всем талантливым своих волшебных ящерок... это уж кто успеет ухватить да оторвать, тот и торжествует... и здесь вполне могут быть смутные совпадения... Впрочем, я не музыкант, я геолог с тридцатилетним стажем, всё мое образование – гитара у костра, да и смешные самостоятельные уроки нотной грамоты – я ее одолевал в бараках Туруханска, сравнивая мелодии, которые помнил, с нотными записями в сборниках песен, изданных для народной самодеятельности. Догадывался, почему так или иначе записано, радовался, как Ньютон, своему открытию. Со временем я вполне мог напеть с листа несложную мелодию, но не более того...
Конечно, мои мысли насчет всеобщей великой гармонии, наверное, спорны, да я и не рискнул бы ими делиться с кем-либо, но к концу ресторанного гудежа мы пригласили скрипача Гуренко за наш стол.
– Не откажете?
– Авторам такой записки – да никогда!
Он подсел к нам, положив скрипочку на колени, и, морщась от сигаретного дыма, внимательно всмотрелся в наши лица. И понятно, что наш разговор сразу же коснулся судьбы Антонио Сальери.
– Он оболган, это трагедия!.. – шептал, склоняя лицо к скрипке и странно улыбаясь, Сашка. – Вот эта мелодия, вы говорите, как у Моцарта... но, во первых, основные свои сочинения Сальери сочинил до близкого знакомства с ним, а во вторых, эта мелодия по ритмике близка славянской колыбельной... Моцарт ее только утрировал, а Сальери развил... более того, у Россини я где-то слышал нечто подобное... А в третьих, в пятых – о чем мы говорим?! Возьмите Дунаевского – половина песен сразу же напоминают те или иные конструкции из Масканьи или Беллини... А в шестых, господа, трагедия Сальери в том, что он оказался в одно время рядом с Моцартом и, как никто оценив его гений, был морально раздавлен. Если бы он был бездарный подонок, то веселился бы, как дурак, ибо чего еще надо – главный композитор при дворе!.. а он мучился, он сам перестал писать музыку, а если что и сочинял, то это было куда более убого, чем до встречи... А народ не любит проигравших, тем более тех, у кого на морде написано, что он проиграл. Да еще и хоронить пошел, единственный из императорской знати... «Конечно, отравил! Конечно, сволочь! Конечно, анафема ему!..»
Разгоряченный Сашка схватил скрипочку и рванул на ней что-то сверх-стремительное.
– А? А?.. – наяривая, спрашивал он. – Если это играть, а не петь... а он, итальянец, это для сопрано сочинил в одной из опер... сегодня слушать смешно, верно? А я вот умерю темп в три раза. А?.. – и мы услышали нежнейшую мелодию, загадочную по незавершенности каждой из музыкальных фраз... они как бы обрывались, зависали...
– Конечно, не все, не все быстрые его арии выдерживают такой развертки. Ведь в медленном темпе не спрячешься за виртуозные игрушки, за облачко каденций. Разумеется, космос Моцарта выше. Но повторяю, если бы Сальери не встретился с Моцартом, он бы остался оригинальным ярким композитором. Ведь он чем отличался, прежде всего? Он был государственник. Смейтесь-смейтесь! – оскалил Сашка изломанные зубы. – Вы же над Верди не смеетесь? Над Беллини не смеетесь, у которого даже волшебная «Норма» начинается с гимна во славу родины! Моцарту все эти дела бы до фени... он гражданин мира! А Сальери, да еще чужак, на чужой родине, сочинял грандиозные зрелища с хорами. Почему его, кстати, и увешивали орденами. Вот скажите мне, в советскую эпоху был ли хоть один крупный композитор, который обошел историческую тему? «Александр Невский» Прокофьева... Симфонии, да и песня «Родина слышит» Шостаковича... Правда, к государственному пирогу рвались и всякие Дзержинские... Мурадели... но это издержки. А вот был гениальный мелодист Гаврилин... недавно умер... вы знаете его?
Мы с Юрой переглянулись. Кажется, по ТВ показывали какую-то оперетту или балет на его музыку?
– Да, да!.. – захихикал Сашка. – Да!.. «Анюта». Там танцевала великая Екатерина Максимова. Но у Гаврилина куча прелестных мелодий, песен, которые еще не поют... но запоют, как немцы запели Шуберта через сто лет. Так вот, Шостакович, Прокофьев – это Сальери, не встретившиеся в рост с Моцартом. Почему мы их и знаем, а Гаврилина не знаем! У нас государство чугунное, стоит на крови, и нам не до мелодий. Если бы Гаврилина эта сраная партия по время поддержала, сделала своим знаменем, Шостакович и Прокофьев потускнели бы, как фигурки из свинца... Был, правда, мелодист Соловьев-Седой, но старик все же прогибался... партия требовала мажора, мажора! В итоге, советскую песню создали «Дуня» и Блантер... победили еврейские ритмы и интонации, я ничуть не против... я к теме «чужой среди своих». Налейте мне треть стакана, мне больше нельзя. И дайте я помолчу.
Вдали, на помосте, его коллега за электронным инструментом негромко тренькал мелодии из репертуара Ласта. В углу некая братва, обнявшись, пела «Поедем, красотка, кататься». Ближе к нам швейцар, похожий в форме на генерала, и хмурый милиционер выводили на воздух толстого, расшумевшегося господина, который бросал им в лицо сотенные бумажки, а их подбирала официантка и заталкивала ему же в карманы пиджака.
Вскоре вокруг нас все столы были уже пусты, ресторан закрывался, официантки собирались домой, нам принесли в виде исключения еще одну бутылочку холодной водки, и мы быстро ее распили. Нам передалось волнение Сашки, и нам никак не хотелось расставаться с ним. Главное, мы предчувствовали, что Сальери лишь повод для какой-то исповеди нашего знакомого...
В самом деле, что ему Сальери? Какое до него дело?
– Мы сейчас! – хрипло бросил Сашка метрдотелю, когда тот издали укоризненно покачал лощеной головой, весьма похожей на голову великого артиста прошлого века Вертинского. Одно лишь отличие – у метрдотеля обширное пузо и массивные кулаки. – Сейчас, милый.
Посидев минуту с сомкнутым ртом, поглаживая темно-вишневую скрипочку на коленях, Сашка тряхнул головой, сорвал парик с лысины и кивнул, призывая нас слушать дальше.
– Не подумайте, не антисемит... у меня отец наполовину молдаванин, а мать украинка... а там и турки прошли, и татары... Я вот о чем. Когда-то я выступал на конкурсе юных скрипачей. Со мной вровень шел славный такой парнишка Ваня Чунин. Играл он хорошо, врать не буду. Но я играл немного получше. И первое место светило мне, а это – поездка в Европу, слава и прочее. И вот объявляют: победил Ваня. Стоим мы с ним рядом – он такой светленький, волосы соломенные, кудряшками, как у Есенина. А я худой, чернявый... Мне потом один профессор рассказал, как шло обсуждение. По первому разу проголосовали – пятеро против двух, Гран-при дать Гуренко. Но тут слово берет парторг консерватории, также член жюри. Говорит: вы подумайте, кто лучше представит за рубежом Советский Союз, русскую скрипичную школу. (А она такая же русская, как и одесская...) Посмотрите на открытое доброе лицо Ивана Чунина, а потом на темное, несколько болезненное лицо Гуренко. Спору нет, он талантлив, но кто знает, что он там выкинет... Конечно, решайте, как вам подсказывает вкус, партийная совесть, я не давлю. Проголосовали еще раз... и я думаю, вам результат ясен. Точно также выбирали первого космонавта... Герман Титов и красив, и умен, и стихи пишет... нет, надо попроще... своего, не шибко говорливого, предсказуемого паренька. В итоге Титову сломали жизнь. Идем-идем!.. – заискивающе взмолился Сашка к другому администратору ресторана, угрюмой женщине в мужском костюме при бабочке, которая стояла в дверях и показывала на часы. – Анечка, простите! Мы договорим на улице.
Одна из официанток подала Сашке чехол от скрипки, он спрятал скрипку в чехол и обнял, как ребенка. Мы поднялись.
– Почему на улице!.. – воскликнул я. – Есть же теперь куча всяких баров... ночных кабачков...
– Но там после двенадцати дорого.
– Да плевать! – зашумели мы с Юрой. Хотя у меня в карманах оставалась лишь половина пенсии, да у Юры с тысячу рублей телевизионных денег за рекламный клип.
– Ну, если вы не торопитесь, господа.
А даже если бы и торопились. История, рассказанная Сашкой, очень напоминала историю о том, как утверждали меня начальником экспедиции (у меня отец был в плену) или историю, как Юрке не дали сыграть в молодости Павку Корчагина, потому что был черноглаз. Тогдашнему главному режиссеру втемяшилось, что главный герой гражданской войны должен быть с синими глазами, и конечно же белокурым. А Юра, как и Сашка, черняв.
Мы вышли на улицу, летняя ночь была обворожительна, звезды над головой сыпались во все стороны. Хотелось декламировать... это у Маяковского?
Когда звездами нагусто Забиты ночи августа.
Выпитое давало знать, Юра начал насвистывать довольно фальшиво арию герцога из «Риголетто», Сашка подал мне чехол и, перебив Юру, заиграл на своей скрипочке чудную колыбельную Моцарта.
Мы увидели светящуюся надпись: «Заходи, дорогой» и вместе с нашей музыкой спустились в погребок. Здесь обслуживали южные мужчины, водка пахла чачей, но было неплохое красное вино, Сашка сказал, что это не подделка, мы взяли по бутыли (объем 0,7 литра, раньше такие посудины назывались «гитлер»). И наш удивительный знакомец продолжал:
– Ребята, не трагедия для человечества, когда сталкиваются Моцарт и Сальери, но трагедия для государства, если Моцарт здесь мусор... как и милиция, кстати, мусор по фене... Мусор и менты – вот вся Россия.
– Осторожно! – предупредил его Юра, заметив, как в погребок сошли два милиционера. Они, конечно, услышали слова Сашки, и все бы ничего, если бы он вдруг не захорохорился:
– А что?.. если появляются оборотни в погонах, я должен молчать?! Меня слушал в зале Косыгин и плакал. Не Касьянов, суки, а Косыгин. Это большая разница. Как между жопой и абрикосом. Ты, иди сюда!.. – и Сашка, кивнув толстому, наверное, главному милиционеру, сыграл на скрипке известную всем в России мелодию: тата-тита-тата. Которая читается: «А пошел ты на х...»
Когда нас служители порядка, от которых самих пахло, взяли за локотки, Юра возопил хорошим актерским баритоном:
– Дайте рассчитаться, вы! Если вы привыкли на халяву, то мы, как честные граждане... – и тут же получил резиновой палкой по голове.
Рассчитался я, причем с нас взяли весьма мало – наверное, торопились выпроводить вон странных посетителей.
И милиционеры нас повели в милицию – это через улицу, в здание с решетками на окнах.
Вот и дежурный за стеклом встал из-за стола, приветливо улыбается. Хоть какая-то забава на ночь. Интеллигентные люди, не бомжи, с интеллигентами можно повеселиться.
– Вещи на стол, – скомандовал толстый мент, кстати, лицом своим добрым, бабьим, очень похожий на прекрасного, ныне покойного дирижера и композитора Светланова. А вот поди ж ты, какой суровый!
Выкладывая на стол бумажник, я понял, что его содержимого больше не увижу. Юра картинно зажал в зубах последнюю пятисотрублевую бумажку и мычал, мотая головой: не отдам.
Сашка же, обнимая скрипку в футляре, отскочил в сторону.
– Не трогать. Это святое.
Толстый мент вырвал футляр со скрипкой и замахнулся им, чтобы ударить по башке старого лысого музыканта. Кстати, парик остался в большом ресторане.
– Стой, сучара! – вдруг заорал, приседая, Сашка блатным каким-то голосом, человек, еще недавно страстно и складно говоривший на музыкальные темы. – Как же я вас ненавижу! А вот дайте Вове-Бороде позвоню... это наш профэссор, – оскалил он кривые зубы. – Он тебе скажет, сильно бить или потише.
– Какая еще борода?.. – прохрипел толстяк, схвативший скрипку, но второй милиционер вдруг одернул его и молчаливым взглядом дал что-то понять.
– А ты откуда его знаешь? – спросил второй мент у музыканта.
– Я всё знаю в мой стране! – горделиво заявил Сашка. – Дайте мне телефон!
Судя по всему, сотрудники порядка не хотели, чтобы он звонил. Но Юра Галкин, еще не успевший выложить на стол всё содержимое своих карманов, быстро подал музыканту свой сотовый.
Слегка раскачиваясь, но вполне соображая, что он делает, Сашка набрал номер и, кашлянув, сказал:
– Вова, это я, Сашка. Меня менты замели, да в Железнодорожном. Ну, рядом с тобой. Скажи им. Моцарта играть не дают. Хорошо, – и протянул трубку. – Кто у вас главный?
На глазах багровея, трубку взял второй милиционер. И послушав две-три секунды, вдруг заныл:
– Владимир Александрович, да они просто были пьяны... ну, и мы, чтобы проводить домой... Сейчас. На нашей. Сделаем, – вынув из рук первого милиционера футляр со скрипкой, он передал его Сашке, затем, развернувшись, хлобыстнул своего напарника по морде.
– Иди, промой шары. Скажи спасибо, если завтра... – он не договорил.
Напарник молча отступил к стене. Дежурный хмуро смотрел на происходящее.
Я спросил:
– Могу ли обратно положить к себе свои предметы?
– Конечно, – спокойно отвечал второй сотрудник. – Я вижу, вы протрезвели. А выглядели очень пьяными. Извините.
– Чего не бывает, – буркнул Юра, пряча сотовый.
Сашка обнял скрипку в чехле и, ничего не говоря, вышел первым на улицу, под звезды.
К крыльцу задом подкатил «воронок», мигая фарами. Мы поняли, что его подают нам. Это выглядело смешно и ужасно. Но Сашка не стал более ни ругаться, ни веселиться перед милиционерами, только рукой махнул:
– Спасибо. Мы сами.
Минут через десять, уже отдышавшись, мы стояли возле отключенного на ночь фонтана, перед театром оперы. Музыкант выглядел смущенным.
– Извините, господа, – сказал он. – Такие встречи нарушают нормальное общение. Хотя, может быть, это и хорошо, что нас еще раз унизили...
Юра спросил:
– А кто такой этот Владимир Александрович? Полковник? Генерал?
– Генерал? Да ну что вы!.. – Сашка вдруг расхохотался, согнулся до земли – так хохочут дети от чего-то уморительно смешного. И уже снизу сверкнул глазами. – Теневой авторитет. Официально числится тренером команды борцов.
– Ты с ним дружишь? – удивился я.
– А почему нет? Если государству наплевать на Моцартов, то Сальери обойдутся с помощью донных рыб. Чтоб совесть не так грызла. Бандиты грабят одного через десятого, в основном себе подобных. А государство чешет всех подряд, – он кивнул на скрипку. – Если вы тогда по телику слушали меня, наверно, заметили: у меня была другая. В Москве у меня ее отобрали суки в переходе. Скрипка была не ахти, но все же. Когда вернулся в Красноярск, по пьянке рассказал на авторадио... там мой приятель работает... и вдруг за мной приезжает длинный такой «линкольн», везут, бля, за город, суют в руки скрипку: – Играй.
Я осмотрелся – мордовороты сидят, будь здоров. В цепях и так далее. Но в костюмах, что-то празднуют. И среди них бородач такой, зубы ненастоящие. Кивает.
– Что играть? – спрашиваю.
– А что любишь? Небось, Моцарта?
– Моцарта, – говорю. И вжарил им пару мелодий Сальери, им-то откуда знать? Зацвели мужики лицами, оттаяли.
– А теперь, – кричат, – давай «Мурку». Знаешь??
Да кто ж ее не знает? Заиграл я «Мурку», да со всякими отходами, каденциями и выкрутасами, заехал в пару других тюремных песен, вернулся к «кожаной тужурке»... ну, слабо ли мне, получившему серебряную медаль на Всесоюзном конкурсе?
– Молодец! – рычит бородач. – Бери скрипку. Мы слышали, у тебя горе. Она не итальянская, но хорошая, мне в Москве сказали. А если еще раз кто обидит – звони прямо мне.
Посадили в «линкольн», отправили домой с охраной. Непьющий такой, молодой паренек, чисто одет.
– До свидания, – говорит, – Александр Николаевич.
– Да Сашка я, – отвечаю ему.
– Нет, вы – Александр Николаевич.
И тут скрипач заплакал. Звезды сыпались и сыпались на сонную страну.
– Может, мы проводим вас, – предложили мы с Юрой.
– Увы, я не могу пригласить вас к себе... – шмыгал носом лысый старичок. – Я некрасиво живу. Чтобы никому не мешать, в подвале Дома культуры. Там вполне ничего, только крысы. Но когда играю, они слушают как люди.
Мы сели на каменный парапет фонтана и долго молчали.
– Вы что же, теперь совсем одиноки? – вновь не выдержал я. – Вас же должны любить прекрасные женщины...
– Меня любила прекрасная женщина... – пробормотал Сашка. – Когда я получил серебряную, она говорит: бежим на Запад. Ты там докажешь! Но как?! Мы с ней жили, где попало, я кое-что зарабатывал, но это же смешно для человека с именем... Она специально уехала в Германию, вышла замуж, через год развелась, прилетела... а я к тому времени спекся. Я перегорел. Понимаете? Я обиделся. А женщины обиженных не любят. Да, еще была хохма, когда пытались заграничный паспорт выписать. Имя? Сашка. Нет, такого не может быть. Должно быть в документе Александр, в крайней случае – Сашко. – Он ежился, обнимая чехол с драгоценным инструментом. – Я до сих пор играю неплохо, но уже нет той свежести, да и культура уходит... кабак... ДК... похороны хороших людей, но там бесплатно! А в филармонию на заработок идти не хочу – дирижер – лошадь, гонит оркестр, как таратайку... мелодию не слышит... А ведь это диво дивное – мелодия... великие математики пытались просчитать, как это удавалось Баху и Моцарту... почему именно эта нота к этой ноте... компьютеры горят – не объяснить. А я думаю – это голос глухонемого Бога. Я один это понял.
По улице медленно проехала темная милицейская машина. Мы замолчали и стояли так, пока она не укатила прочь. Очень хотелось расспросить Сашку, как же он собирается дальше жить, может быть, ему можно чем-то помочь...
Но уже поднялся предрассветный ветер, старик мерз, и мы не решились больше тревожить этого худенького неприкаянного человека.
Мы с Юрой обняли его и пошли по домам. И больше никогда его не видели – в ресторане «Сибирь» сказали, что снова куда-то уехал... Может быть, как гордый человек, – подальше от теневой опеки...
А может быть, и убили его. Непонятных людей мало кто любит. Видите ли, он хвалит не Моцарта, а какого-то Сальери, завистника и отравителя.
Отправлено: 04.08.11 23:57. Заголовок: Когда я была маленьк..
Когда я была маленькая, меня часто оставляли на ночь одну дома. Наверно именно по этой причине мне разрешили завести собаку. Отец был дальнобойщиком, а мать часто оставалась на ночную смену в больнице, где она работала медсестрой. В очередной раз, когда мама захлопнула за собой двери, я заперла все замки и даже накинула цепочку. Я проверила в доме все окна, все кроме одной форточки были заперты, я оставила форточку открытой, что бы хоть какой то воздух попадал в дом. Я как обычно отправилась спать, а мой пес забрался под кровать и мирно сопел там.
В эту ночь я уснула быстро, но посреди ночи меня разбудил странный капающий звук, похоже что я не закрутила кран в ванной. Я была слишком напугана, чтобы пойти и проверить. Я только опустила руку под кровать и почувствовала, как мой пес лизнул меня. Это настолько успокоило меня, что я тут же уснула. Я просыпалась от этого капающего звука еще раз пять и каждый раз успокаивалась, когда мой пес лизал мою руку под кроватью. Наконец мне это надоело настолько, что я решилась и стремительно направилась в ванную.
Звук усиливался по мере приближения к ванной. И вот я стою на пороге ванной, включаю свет... Крик ужаса застрял у меня в горле. Моя собака была привязана хвостом к душу, а из ее горла капала кровь, издавая этот ужасный звук. Когда я смогла отвести взгляд от этой ужасной картины, я увидела надпись кровью на зеркале: «Мне понравился вкус твоих пальцев»
Четырнадцать минут. Их хватит на многое, если, конечно, не жадничать. Тратить по минуте. Закрыв глаза, я сидел и слушал, как мир вокруг меня стремительно сжимается. Он был уже мертв, но еще не понимал этого. И только отдельными искрами в нем, как в остывшем костре, светились те, кто никуда не торопился.
14 минут
- Атомная тревога! – заревели вечно молчащие динамики с фонарных столбов. – Атомная тревога! Это не учения! Внимание! Немедленно укройтесь в ближайших убежищах! Он вздрогнул, потому что как раз стоял под рупором. Растерянно огляделся, ненужным уже движением прикрывая букет от ветра. И тут же увидел ее – она бежала от автобусной остановки, спотыкаясь, взмахивая сумочкой. Не отрывая глаз от его лица. Он следил за ней, и все другие прохожие казались угловатыми картонными силуэтами, покрытыми пеплом. - Господи… Как теперь-то? – сказала она, схватив его за руку. - Возьми цветы, - сказал он. - С ума сошел? Какие цветы? – крикнула она. - Возьми, - сказал он, - и отойдем, а то затопчут. Пойдем лучше в переулок, погуляем. Как раз успеем дойти до нашего любимого дерева. Она вдруг успокоилась. - Обещаешь? - Конечно, - он улыбнулся, чувствуя, как все внутри леденеет от страха. 13 минут
Он выстрелил три раза и увидел, как директор оседает в кресле, дергаясь сломанной куклой и брызгая кровью - с шипением, как сифон. - Nothing personal, - буркнул под нос, - just business… Прицелился в секретаршу, которая стояла у двери кабинета на подгибающихся ногах, но передумал. Подойдя ближе, киллер аккуратно выдернул у нее из-под мышки кожаную папку. - Бегите, - посоветовал мягко. Тут же заметил, что случайно испачкал штанину черных джинсов пылью, похлопал по ней ладонью. - Бегите, правда. Может, успеете, - посоветовал еще раз и вышел.
12 минут
Старик сидел неподвижно и глядел на шахматную доску, где его черный король жался в угол, под защиту последних фигур. Его противник, если так можно было назвать старинного партнера по шахматам, только что откинулся назад, захрипел и упал со складной табуретки, царапая руками пиджак напротив сердца. Они встречались здесь, на Страстном бульваре, каждую пятницу – вот уже тридцать лет. Хороший срок. Старик посмотрел вокруг. Где-то слышались гудки, звон стекол и скрежет бьющихся машин. Он проводил глазами странную пару – мужчину с острым худым лицом и его спутницу, прижимавшую к себе букет цветов. Мужчина обнимал девушку за плечи. Их взгляды скользнули по старику, не замечая. Он поглядел на доску, потом, покашляв, вытянул худую руку и холодными пальцами аккуратно уложил короля на черную клетку.
11 минут
- Интересно, а если я сейчас уйду, не заплатив – вы меня арестуете? – Сергей повертел в пальцах золотую печатку, потом поглядел на продавщицу за витриной ювелирного салона. Она его не услышала – стояла с белым лицом, и трясущимися руками бесконечно поправляла и поправляла кулон на шее. «Мама, ма-а-а-ма, хватит, ну хватит!», - вторая девушка визжала в углу, но сирены заглушали ее голос. Охранник тупо поглядел на Сергея, потом вдруг сорвался с места, подбежал к визжащей продавщице и два раза сильно ударил ее по лицу. - Заглохни, сука! - Нехорошо, земляк, - улыбаясь, громко сказал ему Сергей. Он надел печатку на палец и сунул руку в карман дорогого пальто. - Че? – заорал охранник, двигаясь на него. Сергей увидел капли пота на лбу, и секунду разглядывал их, думая о том, что печатка сидит на пальце как надо – не жмет и не болтается. Потом достал из кармана пистолет и выстрелил охраннику в лицо.
10 минут
Они сидели в остановившемся трамвае и передавали друг другу бутылку коньяка. - Плохо получилось, - сказал Андрей. Он попытался улыбнуться, но нижняя челюсть прыгала, и лицо белело с каждым глотком, - неохота так умирать. - Может все-таки учения?.. – возразил Димка, но тут же осекся. - Жаль, что не доехали до Пашки. У него сейчас как раз все собрались. День рождения, дым столбом наверно… - Думаешь, легче было бы? Андрей подумал: - Нет, - сказал он. – Не легче. Ладно, давай еще по глотку. Закусывай, торт все равно не довезем. Он посмотрел в окно. - Гляди, живут же люди. На перекрестке высокий человек в пальто расстреливал черный джип. Каждый раз он тщательно и долго целился - похоже, очень хотел сшибить выстрелом антенну, но у него никак не получалось. Расстреляв патроны, он махнул рукой и облокотился на капот. - Приехали, - усмехнулся Димка. Он сделал глоток коньяка и поморщился.
9 минут
- Давно хотел тебе сказать… - он закончил щелкать пультом, с одного шипящего пустым экраном канала на другой, и оставил телевизор в покое. - Что? – вяло отозвалась она. - Никогда тебя не любил. Надо было тебя еще тогда, в Крыму утопить. Подумали бы, что несчастный случай. - Сволочь! – она ударила его по щеке. Перехватив руку, он резко выкрутил ее. Когда жена завизжала и согнулась от боли, погнал ее к открытому балкону, сильнее выгибая локоть. - Не надо! – она попыталась уцепиться длинными ногтями за дверной косяк. Ноготь сломался и остался торчать в щели. Он выбросил ее с балкона, сам еле удержавшись у перил. Посмотрел, как тело шлепнулось на асфальт – звука было не слышно, все перекрывали сирены. Закурил. Десять лет уже не чувствовал вкуса сигаретного дыма, потому что так хотела жена. Выдохнул, затянулся глубже.
8 минут
Люди бежали по улице – в разные стороны, кто куда. Натыкались друг на друга, падали, кричали и ругались. Один только нищий смирно сидел у забора, кутаясь в драный плащ. Шапку, в которой бренчала какая-то мелочь, давно запинали на другую сторону тротуара, но он за ней не торопился. Замер, вздрагивая, опустил нечесаную голову. - На тебе, - кто-то бросил на колени нищему пистолет с оттянутым назад затвором, - я сегодня добрый. Один патрон там еще остался вроде. Сам разберешься. Нищий не поднял голову, исподлобья проводил глазами ноги в черных джинсах, мазок пыли на штанине. Смахнул пистолет на асфальт, завыл тихо, раскачиваясь из стороны в сторону. Рядом, осторожно косясь блестящим взглядом, опустился голубь, клюнул какую-то крошку.
7 минут
В кинотеатре кого-то убивали, толпа пинала ворочающееся под ногами тело, возившее по полу разбитым лицом. - Не смотри, - он ласково взял ее за подбородок, повернул к себе, поцеловал в губы. - Я и не смотрю, - она храбро пожала плечами, хотя видно было, что напугана. - Я тебя не брошу, - сказал он тихо. - Что? – девушка не услышала, заткнула уши, громко закричала: - Как эти сирены надоели! Я тебя совсем не слышу! - И не слушай! – крикнул он в ответ. – Я тебя все равно не отпущу! - Правда? - Конечно! Несколькими секундами позже их застрелил заросший грязной щетиной нищий, у которого откуда-то оказался пистолет. В обойме было всего два патрона, и нищему не хватило, чтобы застрелиться самому. - Твари! Чтоб вы сдохли! – он кричал еще долго, но его никто не слушал, только двое парней в пустом трамвае рядом, руками ели торт.
6 минут
- Ты так быстро все сделала, - сказал он, - спасибо, Маша… И сирен этих почти не слышно. - Молчи, - строго приказала человеку в кровати высокая женщина, - тебе говорить нельзя. - Теперь-то уж что толку? – хрипло засмеялся-закашлял он. – Чудная ты, Маша. Так и будем врачей слушаться? Она заботливо подоткнула ему одеяло, сама села рядом, глядя на острый профиль в полумраке комнаты. - Маша, - он слова зашевелился, поднял голову, - почитай что-нибудь? - Хочешь Бродского? – спросила она, не шевелясь. - Очень. Ей не нужно было тянуться за книгой и включать свет. Еле шевеля губами, почти беззвучно, она начала: - Я не то что схожу с ума, но устал за лето. За рубашкой в комод полезешь, и день потерян. Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла все это – города, человеков, но для начала зелень…
5 минут
- Мама, нам долго здесь сидеть? – спросил из глубины молчаливо дышащего вагона детский голос. - Тихо. Сколько скажут, столько и будем сидеть, - шикнула женщина. И снова все затихли, только дышала толпа – как один смертельно раненый человек. - Выйдем на перрон? – спросил машинист своего сменщика. - Зачем? В кабине хоть не тесно. А там сейчас сплошная истерика, особенно когда эскалаторы отключили. Машинист прислушался. - Вроде тихо, - он пожал плечами. - Это пока. Ты погоди еще немного. - Да скоро будет уже все равно, сам знаешь. Мы же на кольцевой. Здесь все завалит. - Это точно. Не сговариваясь, оба закурили. - Прямо пилотом себя чувствую, - сказал сменщик. – Как будто самолет падает, и уже чуть-чуть осталось. Только на покурить. - Самолет, метро – то же самое, только без крыльев, - попытался пошутить машинист. Оба невесело посмеялись. Потом сменщик щелкнул тумблером, и фары поезда погасли.
4 минуты
За углом кто-то играл на гитаре, нестройный хор старательно вытягивал слова песни. Саша поднялся по темной лестнице на верхний этаж дома. Сначала ему показалось, что на лестничной площадке никого нет, но потом он услышал тихий плач у двери, обитой красным дерматином. - Ну? Чего ревешь? – Саша присел на корточки перед маленькой девочкой в красном комбинезоне. - Страшно… - сказала она, поглядев на него серыми глазами. – Мне мама дверь не открывает. Они с папой ругались сильно, а потом замолчали, я через дверь слышала. - Замолчали – это плохо, - серьезно сказал Саша. – Слушай, хочешь на крышу? Сверху все видно далеко-далеко. - На крышу нельзя, - девочка помотала головой, плача зареванное лицо в ладошки. Саша аккуратно отвел ладошки от лица, подмигнул серым глазам. - Сегодня можно. Я же не чужой дядька, а твой сосед снизу. Вот честно-честно. Пойдем, сама посмотришь. Грохоча листами железа, они взобрались на самый верх крыши. Саша крепко держал девочку за руку. - Ага. Вот мы и пришли, - он огляделся, потом снял свой плащ и постелил его прямо на ржавую жесть, - садись. Хорошо видно? - Да, - девочка, не отрываясь, смотрела в небо. - Ну и замечательно. Посидим, а потом и мама вернется, и папа… Саша растянулся рядом, заложив руки за голову, и тоже начал смотреть на облака, гадая про себя – успеет он или нет заметить ракету.
3 минуты
Город затихал. Я сидел на скамейке, по-прежнему не открывая глаз, чувствуя, как люди забиваются поглубже в щели, чтобы спрятаться, хотя прятаться было бесполезно. Те, кому повезет выжить, были отсюда далеко. А я не считался, я даже не отбрасывал тень, сидя под тускнеющим фонарем.
2 минуты
Ветер перестал дуть. Время сжималось, стремительно скручивалось в клубок, потому что миллионы человек сейчас думали только об одном – как бы замедлить эти минуты. Никогда не бывает так, как хотят все. Неторопливые и торопливые, они были на равных, хотя у первых в запасе оказалось несколько лишних мгновений.
Минута.
В небе будто кто-то прочертил белую полоску. Он все удлинялась, и впереди сияла раскаленная точка – словно метеорит, который сейчас упадет, оставив после себя просто маленькую воронку. «Маленькую! – взмолился я, не разжимая губ. – Пожалуйста! Маленькую! И чтоб все потом вернулись, вышли, убрали мусор, снова стали такими как раньше!» В мире была тишина, и я понял, что меня никто не слушает. Скоро этот город превратится в стеклянный пузырь, застывший, навечно вплавленный в корку земли.
The Teddy Bear Once upon a time, there was a little boy, his name was Ben. On his first birthday, his parents got him a soft cuddly brown teddy bear. The little baby boy carried his teddy bear with him every where he went. At night the teddy bear always got to sleep next to the baby boy in his crib. Ben grew up and got his own bedroom and a big bed to sleep in. The teddy bear got to sleep next to him in bed every night. He was his favorite toy. Ben took his teddy bear everywhere he went. The teddy bear went with the boy to the zoo, all the parks in the area, and even to school.
Ben became a teenager and he got more and more interested in video games, and going out with his friends. He stopped taking his teddy bear with him, which made the bear a little bit sad. Still, he would put his teddy bear next to him in bed every night.
Then Ben started going camping with his friends. He would spend a few nights at a time at camp. The teddy bear missed his friend a lot on those days. When Ben was back from camping he would still remember his favorite toy and bring it to bed with him.
Ben graduated from high school and had to go to a university in the big city. The boy was now a young man. He would come back home a couple of times every year for just a few days. Mom took all of Ben's toys and put them in a big box in the attic. But, the teddy bear was always special so Mom decided to put him on one of the empty shelves so that when Ben was back home to visit he could see his favorite bear. Ben's visits were too short and he spent most of his time visiting with his old friends, neighbors, and family. He would go to bed late at night, and often forgot to put the bear in bed anymore. The bear was so sad and missed the nice old days when he got to sleep every night next to Ben in his bed.
Ben, now a young man, graduated from the university and got a job in the big city. He had his own place there and would only come to visit for a few hours on the weekends. Some weekends the teddy bear would not even get to see his friend. The teddy bear was so lonely. Many nights, he would sit alone crying in the dark, and dreaming of the days when he went everywhere with his friend and slept every night next to him. He always hoped that his friend would come to take him back to the big city, but it never happened.
Ben met a very nice woman who worked with him and they both liked each other. They decided to get married, and after a year they had a little baby boy of their own. They loved their baby a lot and often brought him over to his grandparents' house. The baby boy was just as cute as his father had been when he was a baby.
One day Ben remembered his favorite teddy bear and thought that his own little baby would love to have it. He ran to his old room, went straight to the shelf and grabbed his old friend the teddy bear. The bear was thrilled that his old friend had come to visit him, but could not imagine the nice surprise that awaited him.
When Ben gave his old bear to his baby boy to play with, the baby was so happy he wouldn't leave it alone for the rest of the day. At the end of the day, Ben and his family said goodbye to his parents and went to their own cozy home. This time the teddy bear came with them. That night, and every night after that, the teddy bear got to sleep next to the baby boy in his crib. Just like his father, the baby boy would take the teddy bear with him every where he went. The teddy bear was so happy. Now he had a new family that loved him. His old friend and his new family loved him just as much as they possibly could.
Отправлено: 05.08.11 01:07. Заголовок: Et ma chair brule ..
Et ma chair brule
Я стану грузом на твоём теле, я буду рвать твои мысли на сотни осколков, я пойду в эту гору, по раскалённому асфальту, шагая в бездну, я мчусь к тебе, каждый раз останавливаясь перед порогом твоей гордости, стучясь в закрытые двери. Становится тяжело дышать, а рука сама тянется к ручке, пачкая ее в запёкшейся крови. Я упал...падая...падая в пропасть, купаясь в грязи желаний от несбывшихся надежд.. Ты разрываешь моё тело на мелкие кусочки, я всё пытаюсь найти скважину в эти двери, твоего необузданного сердца и когда открою, я увижу фрустрацию твоих слёз, моих сожалений, твоей неимоверной горести ресниц.
О ком ты думаешь сейчас? О чём ты плачешь? Я бы насладился аддукцией твоей крови, я бы вошёл в тебя, и всё не отпускал бы из виду. Плевок в душу? Мы сдохнем скоро, так прискорбно повторяю тебе под ухо. Ты так красива, ты мой рай и ад, ты мой демон, мой томящийся от холода демон, подойди ко мне, я согрею. Просто отпуская столь привычный уголок замёрзшего ада.
Двери безымянных лиц стучатся в мое сердце, дрожа от похоти. Кости.. обглоданные кости моей души рвутся к тебе. Мы сольёмся в безумный танец, мы будем кружиться в вальсе, на постели, под огнем твоей прекрасной плоти, всё сильнее сжимаем в кулаки скомканные простыни, сотканные из тонких игл серебристого шёлка. Стягиваем с лиц эти маски, покрытые ложью и развратом. Ты так чиста, ты мой прекрасный бриллиант, я вольюсь в твои жилы, я буду купаться в твоих венах, мы одно целое, и ни что не сможет помешать нам сделать это. Наши тела будут гореть наслаждением. Наслаждение, как давно я его не испытывал и как хотел снова и снова падать в пропасть твоих желаний. Мы сгорим до кончиков пальцев, и останется лишь горсть летучего пепла. Бешеные ритмы в твоих глазах выдают 12. Я буду в твоей голове, срывая остатки мыслей со стен и в сердце, изящно склеивая хрустальные осколки прошлых лет. Я буду пить кровь из разодранных вен твоей прихоти, упиваясь тобой. Пробираясь тонкими пальцами под ребра в надежде найти ключ от тебя. Твоя душа будет биться в венах моего страха, строя неправильные коридоры сомнений. Пей меня, пей. Съедай изнутри. Я буду твоей тенью, сдувая пыль с твоего сердца и грея его теплой кровью, растапливая лед с твоих ресниц. Я буду всегда, пока есть ты.
"Кто ты?" разгадывая этот вопрос уже, которое тысячелетие, я продолжаю лежать на кровати, смотря на твою неприкосновенную вздымающуюся грудь, вожу пальцами рук по коже твоего, влажного от холодного пота, тела. Рисую ноготками различные узоры, по моей прихоти, но всё ещё я не могу понять, что это всё со мной. Ты здесь, лежишь полностью обнажённая на роскошной кровати, как будто мёртвая, в реальности моего мира и жадно вдыхаешь в свои лёгкие воздух. Я всё смотрю на тебя, и забываю обо всём, даже о том, что было несколько секунд назад. Всё так же, не достучавшись, я продолжаю любить тебя до потери пульса.
Тишина, вздох, я открываю глаза, провожу рукой гладя простынь..Снова пустота..снова один. Скомканная простынь так и лежит полу упавшая с кровати. На часах стрелка бьёт уже 10. И ты ушла, но уже не со мной.. Белое солнце падало, врезаясь в сетчатку глаза, заставляя вздрагивать, дрожать, дышать. Снова и снова вдыхая пустоту в легкие. Ток в венах сочится одиночеством. Я мерю пальцами голые простыни, испачканные твоим ароматом. Путаюсь, кричу, забываюсь в мерцании воспоминаний. Я проглочу кол боли и забью его глубоко в сердце.
Я остался наедине с уставшим отражением твоих теней. Чернота. Один, совсем один чёрт возьми..Как больно, как же больно..А снег всё кружится надо мной, он поднимается вверх. Или я падаю вниз, белым вихрем, снежинки, всё поднимаются..и поднимаются по тропинке твоих сладостных объятий. Я мчусь в подземелье моего одиночества, так темно..Господи, дай мне свет в этом туннеле, дай мне снова её ладони..Дай мне снова её дыхание..дай мне снова её запах..дай мне снова её.. Неимоверно шепчу в подушку, молюсь своему дьяволу, просто в надежде на чудо. На воплощение своих желаний. Где ты сука? На какой глубине печали ты ползаешь, всё в своих пороках и страданиях, я проваливаюсь в бездну горести, я падаю в превосходящее небо событий, я всё забываю, всё мельком тает..как и этот..столь привычный. Всё тает, всё исчезает, как обычный и суетливый, снег в аду. Мы его создали, мы не успели сохранить, этот плачевный снег, он всё тает, оставляя за собой мокрые следы слякоти..А мы всё смотрим, мы наблюдаем, за этой роскошью, он всё тает..Тает как и сосуды лопаются в моём сердце. Дай мне руку сука, дай мне руку. Я хочу почувствовать, что ты существуешь в этой нереальности, абстракции дешёвого мира. Я всё брожу, в поисках твоей неприкосновенной улыбки, и кажется уже не найти, это мгновение. Ты умрёшь, а я всё буду идти по тропинке нашего хрустального шара, который приводит в то самое место, где промелькнула твоя тень, в грезах моих нескончаемых слёз, я отыщу твоё сердце.
Нежные пустыни твоего самолюбия. Я тону в горячих песках, захлебываясь влюбленностью и глотая ложь. Я научился наслаждаться этим. Прячась за безжизненными масками и тонной фальши. Я твой. Но моя ли ты? Твои мысли - стекло. Я вижу их насквозь, но лишь разбрызганные краски внутри тебя, я не могу прочесть экзогенны моего сознания..я не могу прочесть их. Разбитые отражения моей гордости сливаются в необдуманные поступки.
Я ломаю изгибы тела о кожаные переплеты книг твоего сознания. Душа в невыносимых страданиях мечется, останавливая пульс и вспарывая старые раны. Больно. Как же больно бывает думать о тебе. Грубые слова впиваются в ноги, делая их ватными. Я не могу пошевелиться, я не могу дышать...Снова провал..опять эти столь неприятные бессонные ночи. Прочь из моей головы, голодные духи моего бытия..Который раз повторяю..Кажется, сошёл с ума. Ахах..ухмыляюсь, глядя в безысходное отражение своего лица, своих шрамов на теле, и улыбка пронзает мои слёзы насквозь, поджав зубы, я чувствую вибрации звуков, тень улыбки всё танцует, всё мечется по моим губам, она вдыхает тона твоего голоса впитывая в лёгкие. Ох..опять провал..о чём это я. С кем я разговариваю? С кем выпиваю бокал портвейна? В этой комнате, с белым потолком..я всё ещё один, отделился от своего индивидуума, сижу перед зеркалом и смотрю в сторону грудной клетки, в которой уже неисчисляемое количество дней, кровоточит моё сердце, от твоего давно замёрзшего осколка льда.
Снова сон..Моё равнодушие давно покинуло меня, оно бессильно даже с блеском твоих глаз. Я сплю..или нет..ты сидишь передо мной, смотришь на распятое тело, ухмыляясь, покуриваешь сигаретку и пьёшь коктейль моих слёз и сожалений, сладостно облизываешь кровоточащие губы. И я унесу собой свою любовь, только после твоей смерти. _____________
Отправлено: 07.08.11 01:34. Заголовок: В весенний месяц ниш..
В весенний месяц нишан, во второй день новой луны царь царей, повелитель Вселенной, властелин всех персов Ксеркс пожелал устроить смотр своему великому войску. Когда быстроногие гонцы разнесли эту весть по всем городам и крепостям, где стояли гарнизоны непобедимого персидского войска, многие возликовали, но еще больше было тех, кто опечалился. Те, кто возликовал, думали о будущих великих наградах и почестях для отличившихся, которые сопровождали обычно такие смотры. Те же, кто опечалился, вспоминали страшные казни, которым предавали провинившихся — тех, кому не посчастливилось: либо лопалась подпруга, либо держал неровно копье, либо конь сбивался вдруг с мерной рыси. Но и те, кто опечалился, старались сохранить на лице веселость, дабы не искушать судьбу и не стать легкой добычей вездесущих доносчиков. И вот настал день, которого нетерпеливо ждали и еще больше боялись столь многие. Великое войско собралось у подножия холма, на котором белел огромный шатер царя, и, когда царь царей Ксеркс вышел из шатра, медный грохот сотряс небо и землю. По сравнению с ним, с этим грохотом, гром, что приносили тучи, шум бурного моря были как шепот, как дуновение ветерка. Это тысячи воинов ударили своими мечами о медные кованые щиты. Начальник войска, стоявший чуть позади, по правую руку царя, заметил, как тень удовольствия пробежала по лицу повелителя, и это был знак милости. Когда же по мановению царской руки великое войско пришло в движение, показалось, что пришла в движение вся земля — от одного края неба до другого, потому что для тех, кто стоял на холме, не было ни лучника, ни конника, ни щитоносца — была только сверкающая оружием подвижная человеческая масса, и не было такой преграды, такой крепости, страны или войска, которых эта масса не сломала бы и не могла сокрушить. Поэтому гордость и радость, что они причастны такой силе, наполнила сердца людей, стоявших на холме по правую и левую руку царя царей. Но им не было видно лица Ксеркса. Когда же ему угодно было повернуть к ним свое лицо, они увидели, что повелитель плачет. И души их охватил ужас. Царь же сказал — и сказал голосом простого человека, а не царя: — Воистину мне печально подумать о краткости человеческой жизни. Через каких нибудь сто лет ни одного, ни единого человека из всех них не будет среди живых… И сказав это, царь, не глядя ни на кого, удалился в шатер. А придворные не знали, что им говорить и что делать. Войско же все шло, и земля колыхалась от одного края небес до другого, и казалось, этому не будет конца. Царь царей, повелитель персов так и не вышел больше в тот день из шатра. На этот раз после смотра не было ни наград, ни казней… Так, или примерно так, повествует греческий историк Геродот. Произошло это в весенний месяц нишан, во второй день молодой луны, две с половиной тысячи лет назад.
Все даты в формате GMT
5 час. Происшествий сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- Вампир дома
- Вампир на охоте